Набеги горцев и Кавказская война

Личность Алексея Петровича Ермолова, безусловно, заслуживает самого внимательного изучения, в процессе которого исследователь рассматривает различные явления, так или иначе касающиеся того исторического промежутка.

На Северном Кавказе перед Ермоловым стояла непростая задача усмирить и привести в подданство народы Чечни, Дагестана, Кабарды, а также прекратить набеги черкесов/закубанцев (адыгских народов) на Грузию и прикубанских казаков. Но для начала рассмотрим саму сущность набеговой системы. Одним из наиболее спорных моментов в отечественной историографии является вопрос той форме, которую приняло это явление на Северном Кавказе.

Набеговая система до сих пор до конца не изучена, так как специально этим вопросом историки начали заниматься лишь с 80-х годов XX века. Однако эта тема важна для понимания процессов, которые происходили на Кавказе в первой трети XIX века. Таким образом, можно попытаться выйти на сущность «Кавказской войны», увидеть её глазами горцев и российских властей, а в частности глазами Алексея Ермолова.

Так, если двигаться в хронологическом порядке, то в первую очередь необходимо осветить мнение дореволюционных историков, мыслителей и прямых участников военных действий на Кавказе. Интересно отметить, что российская общественность никогда не была едина во мнении о методах покорения кавказских народов: «Пестель верит в реальность фактического геноцида горских племен, Лунин – в военную победу и разумную организацию управления замиренными территориями на основе либеральных идей, Розен не сомневается в действенности экономико-психологических факторов…»[1].

При этом все сходятся во мнении, что набеги горцев были вызваны психологическими особенностями кавказских народов. Полнее всех этот подход выражает Николай Данилевский: «Кавказские горцы и по своей фанатической религии, и по образу жизни, по привычкам, и по самому свойству обитаемой ими страны, - природные хищники и грабители…»[2]. В таком контексте и не иначе мыслила официальная наука того времени. Но интересно то, что видные историки, хотя и разделяли общепринятое мнение и даже сами формировали его, пытались объяснить воинственность горцев еще и драматически сложившейся историей самого Кавказского края, его географическими особенностями. Среди таковых историков можно выделить Дмитрия Романовского и Ростислава Фадеева. Дмитрий Ильич указывает на то, что все могущественные государства, находившиеся в соседстве с Кавказом, старались распространить и утвердить свое влияние в этом крае. Так действовали с запада греки, римляне, Византия и турки; с юга – персы, арабы; с севера – монголы, турки и русские[3]. Вследствие частых столкновений с завоевателями кавказские горцы и образовывали свои воинственные племена[4]. В свою очередь Ростислав Андреевич отмечал, что «хищная порода» кавказских горцев формировалась постепенно в условиях изолированности горских племен друг от друга. Без общения со своими соседями племена утрачивали чувство кровного родства, распадались на мелкие общества: «Тут было единственное отечество горца… на весь остальной мир он смотрел враждебно и считал законной добычей»[5].

Более прозаично мыслили военные, которые считали набеги горцев одновременно блажью и средством обогащения. Таково мнение самого Ермолова: «Трудно горским народам приобрести успехи над оружием нашим и потому в хищничестве и разбоях заключают они молодечество и самую даже славу; добыча поощряет их, пленные в руках их лучший товар и легчайшее средство к обогащению. Вот истинная причина их набегов, а сила – единственный метод к обузданию»[6]. Символично, что и сегодня некоторые исследователи стараются отчасти объяснить набеги ментальностью и обычаями горцев. Отметим Якова Гордина, который пишет, что набеги составляли чрезвычайно важную сторону экономической и психологической части горского быта[7]. Строго говоря, основное мнение дореволюционных историков сводилось к тому, что виновниками войны были племена Кавказа, которые из-за своей «хищной натуры», совершали набеги на российские территории, а действия России являлись превентивными и оборонительными.

В советский период происходит разрыв с дореволюционными воззрениями. Акцент постепенно смещается на внутренний характер обществ на Кавказе. Например, Михаил Покровский старается подчеркнуть мирный характер чеченских обществ, говоря, что: «Чеченцы вовсе не были профессиональными разбойниками… На плоскости чеченцы усиленно стали заниматься земледелием – и сбывали хлеб не только в соседнюю Кабарду, но и в Турцию[8]. Что касается набегов, то Покровский считал их явлением обоюдным как с русской, так и с чеченской стороны и не зависящим от каких-либо психологических свойств того или иного народа. Историк рассматривал набеги лишь как источник дохода[9]. А вот А.В.Фадеев отмечал вполне конкретные причины: примитивность земледельческих культур, экстенсивный характер скотоводства и малоземелье[10]. Однако дальше этих утверждений развитие темы набегов не пошло. Лишь в 80-х годах М.М.Блиев впервые развивает свою концепцию о «жизнеобеспечивающей» сущности набегов. Законченный вид эта концепция приобретает в монографии «Кавказская война [1817-1864], написанной в соавторстве с Владимиром Дегоевым в 90-х годах.

Сущность современного подхода заключается в том, что набеги горцев Кавказа рассматриваются как явление, связанное с особенностями экономики горцев и стадиальности горских общественных структур[11]. Иными словами об экономической составляющей: компенсацией скудности жизненных ресурсов часто делался разбой, то есть похищение у соседей скота и других богатств, а также захват пленных, которых затем охотно освобождали за порядочный выкуп или продавали на невольничьих рынках в рабство[12]. С этим все вполне ясно, еще Покровский отмечал тяжелые условия занятия земледелием на Кавказе и все трудности, связанные с обработкой земли в горах[13]. Новым в концепции становится изучение общественного развития кавказских народов, то есть внутренних предпосылок, которые обуславливали появление набеговой системы. Здесь российские историки разработали детальную схему для нескольких типов обществ Северного Кавказа. Для дагестанских «вольных» обществ распространенной формой управления была военная демократия. На этой стадии организации общества социальные противоречия ведут к деклассированию общинников. Отсюда с одной стороны усиление власти, рост богатства и влияния феодализировавшейся знати, а с другой – удовлетворение минимальных материальных запросов общинников и благодаря этому сглаживание внутри общества социальных противоречий. Благодаря войнам и набегам внутренние противоречия выносились как бы вне общины и разрешались за счет соседей[14].

Подробнее авторы останавливаются на чеченских тайпах (родах), в которых в первой половине XIX века происходили процессы смены родоплеменных отношений классовыми. Важно отметить, что Россия способствовала ускорению феодализации чеченского общества переселением их с гор на равнину. Эта акция, стимулировавшая подъем экономики и развития частной собственности сопровождалась усилением набеговой системы[15]. Авторы также подмечают, что чеченское общественное сознание искало идеологические основания, которые не осуждали бы набеговую систему. Таким основанием становится во второй половине XVIII века ислам: «Более высокие темпы феодализации на равнине обуславливали не только исламизацию чеченских тайпов, но и появление мюридизма с его агрессивными идеологическими установками в отношении сопредельных территорий и народов[16]. Особым регионом в новой концепции выделяется Северо-Западный Кавказ, где наряду с «военно-демократической» моделью набегов существовала княжеская. Княжеский отряд, ополчение, участвовавшее в набегах, не только расширяли собственность князя, но и способствовали созданию княжеского войска, без которого немыслимо формирование централизованных феодальных государств (на пороге создания которых были племена Центрального и Северо-Западного Кавказа)[17].

Таким образом, набеговая система вырастала из природных условий, формирования классовых обществ, а также идеологической формулы (мюридизма). Россия застает горские общества в переходном периоде их развития, что обусловило усиление набеговой системы и длительность Кавказской войны.

[1] Гордин Я.А. Указ. Соч. С. 31.

[2] Данилевский Н.Я. Указ. Соч. С. 55.

[3] Романовский Д.И. Указ. Соч. С. 16.

[4] Там же.

[5] Фадеев Р.А. Указ. Соч. С. 42.

[6] АКАК, Т. 6. Ч. 2. С. 490.

[7] Гордин Я.А. Указ. Соч. С. 26.

[8] Покровский М.Н. Указ. Соч. С.201.

[9] Покровский М.Н. Указ. Соч. С.205.

[10] Фадеев А.В. Указ. Соч. С. 289 и 294.

[11] Блиев М.М., Дегоев В.В. Указ. Соч. С. 115.

[12] Там же.

[13] Покровский М.Н. Указ. Соч. С. 197.

[14] Блиев М.М., Дегоев В.В. Указ. Соч. С. 117.

[15] Блиев М.М., Дегоев В.В. Указ. Соч. С. 125 и 128.

[16] Блиев М.М., Дегоев В.В. Указ. Соч. С. 130.

[17] Блиев М.М., Дегоев В.В. Указ. Соч. С. 144.