Валерий Коровин: У России нет в целом стратегии действий на Северном Кавказе
Интервью научного консультанта Северо-Кавказского новостного агентства СКФОnews Валерия Коровина радиостанции «Голос России»
В конце мая в Дагестане произошёл очередной террористический акт, есть жертвы. Хотя теракты в этом субъекте федерации происходят настолько часто, что к самому этому явлению уже начинаешь невольно привыкать. Не смотря на усилия правоохранительных органов, террористическая активность не спадает. Почему такое вообще возможно?
Валерий Коровин: Дело в том, что на сегодняшний момент очень низок уровень доверия населения к силовым органам, органам власти. И связанно это зачастую с тем, что, как мы знаем, в Дагестане существуют факты немотивированного или чрезмерного насилия, чрезмерных силовых действий в отношении обычного населения со стороны правоохранительных структур. Это вызывает отторжение и отсюда низкий уровень легитимности силовых структур. Поэтому когда кто-то из жителей Дагестана вдруг становится свидетелем каких-то экстремистских настроений, либо подготовки каких-то терактов против силовиков, то, зачастую, в сило того, что уровень сотрудничества с силовыми структурами очень низок, информация об этом не доходит до соответствующих органов.
Поэтому здесь, мне кажется, нужно системно менять отношение населения к правоохранительным органам. О сотрудничестве нет речи до тех пор, пока низок уровень доверия. Этот уровень можно повысить, на мой взгляд, двумя способами: первое – это кардинальный пересмотр структурирования органов силовых структур на Северном Кавказе. Сегодня коррупция - это не какое-то частично поражающее силовые структуры явление, а это просто основа существования силовых структур на Северном Кавказе. То есть силовые структуры многими из тех, кто идёт туда служить, воспринимаются исключительно как средство заработать, повысить своё материальное благосостояние более значительным образом, чем в иных местах. Люди идут туда, мотивируясь сугубо материальными интересами, а не интересами общества и повышения безопасности в регионе. Поэтому здесь нужно менять мотивацию силовиков, и силовые органы и их структуры должны стать местом, куда идут идеалисты. Для этого нужно создать соответствующие предпосылки. Это первый момент.
И второй способ – системный, с помощью которого можно решить те проблемы, о которых мы говорим сейчас, это пересмотр вообще системы безопасности на Северном Кавказе, связанный с социальным устройством. На мой взгляд, сегодня было бы уместно вернуться к традиционным системам социальной стабилизации, а именно к тем, которые веками на Северном Кавказе обеспечивали социальную стабильность и безопасность населения. Это явления, основанные на принципах коллективной ответственности, - в первую очередь, такой социальный институт, как кровная месть, - с чем многие руководители Северо-Кавказских республик последние годы активно борются. Однако, на мой взгляд, именно они являются фактором социальной стабилизации. То есть, неизбежность возмездия есть средство, которое снимает вообще возможность совершения какого-либо преступления. Неизбежное возмездие, в условиях системы развитых кровнородственных общин, является сдерживающим фактором, который не даёт человеку совершить преступление. Т.к. он понимает, что ответственность понесет не только он сам, но и его близкие родственники, даже в случае, если он сам погибнет во время исполнения теракта, либо ему удастся скрыться после осуществления убийства или иного преступления. Однако, такое возмездие должно приходить не со стороны государства - в таком случае оно выпадает за рамки своего же закона, что вызывает обратную реакцию, наблюдаемую сегодня, - а со стороны родственников погибших, что не вписывается в систему формальных государственно-правовых моделей, основанных на римском праве, зато по факту находится в рамках многовековой традиции, стабилизирующей общество.
Вот два пути – кардинальная перестройка системы формирования силовых структур на Северном Кавказе в пользу идеалистической мотивации, и возвращение к традиционным способам социальной стабилизации на Северном Кавказе. Если же будет продолжаться ситуация такая же, как сейчас, т.е. силовые структуры будут формироваться таким же образом, или они будут усиливаться за счёт командировочных приезжих представителей силовых структур из других регионов, то никакого кардинального перелома эта ситуация не будет иметь. Потому как мотивация террористов, надо признать это, является идеалистической, террорист-смертник, идя на теракт, расставаясь со своей жизнью, жертвуя своей жизнью, - мотивируется нормативами, выходящими за рамки материалистических представлений, к которым апеллируют многие эксперты, в том числе силовики. Это делает необъяснимыми для материалистического сознания их действия, выпадает за рамки восприятия и объяснения, что создаёт атмосферу паники и беспомощности против такого рода преступлений. Но, тем не менее, именно религиозный идеализм лежит в основе действий этих людей, и переломить его, бороться с ним с помощью простых технологических, материалистических ходов, простым усилением репрессивного аппарата – занятие малоперспективное.
Дагестан стал одним из очагов террористической активности лишь недавно, до этого подобные явления чаще упоминались в связи с другими Северо-Кавказскими республиками, с чем это связано?
Валерий Коровин: Террористическая активность перемещается туда, куда заходят и где создаются с помощью западных технологов террористические сети – сети террористической активности. Это явление описывается в социологии понятием «сетевые войны», и его источники лежат далеко за пределами Северного Кавказа. Промежуточными пунктами, поставляющими исполнителей и инструкторов, являются некоторые государства Арабского мира, но заказчиком дестабилизации Северного Кавказа, безусловно, является Запад и наши геополитические оппоненты. То есть терроризм - это лишь тот инструментарий, с помощью которого дестабилизируется ситуация на Северном Кавказе, в одной республике за другой поэтапно, для того чтобы в дальнейшем, впоследствии, вывести Северный Кавказ из зоны стратегического влияния Российской Федерации.
Это задачи более высокого уровня, эти цели носят геополитический характер и в принципе угрожают целостности России. Поэтому здесь нельзя списывать террористическую активность на какие-то бытовые, ничем не мотивированные, сиюминутные проявления агрессии. Да, безусловно, для терактов используются зачастую искренние люди, но посредниками и заказчиками этого процесса являются силы, которые находятся за пределами Северного Кавказа. Отсюда непрекращающиеся попытки дестабилизировать одну республику за другой.
После того как Чечня была ценой колоссальных усилий, средств и огромного количества жизней усмирена и стабилизирована, террористическая активность переместилась в Ингушетию, где с начала 2000-х годов и практически до недавнего времени, террористическая активность была очень высока. Сейчас постепенно она перемещается в Дагестан. Ранее спокойная Кабардино-Балкария также всё чаще в последние годы сталкивается с терактами, особенно прошлый, позапрошлый год были пиком террористической активности в этой некогда спокойной республике. Ну и, соответственно, ни одна из республик Северного Кавказа также не застрахована от некоего поэтапного, кочующего дестабилизационного воздействия террористической активности.
Связано ли это с тем, что у российских властей на сегодня нет ясного представления, как бороться с этими проявлениями?
Валерий Коровин: Конечно. Мало того, у России нет в целом стратегии действий на Северном Кавказе. И Россия до сих пор, в течение 20 лет, не может предложить внятную, привлекательную стратегию развития народам и этносам Северного Кавказа. Вся активность государства в этом отношении сводится к предложению исключительно экономических механизмов развития, в то время, как начинать надо с идеологии, с парадигмы социального устройства, мировоззренческого развития Северного Кавказа в целом. В этом вся проблема. В результате эту нишу, до сих пор свободную, занимают идеологи и стратеги, находящиеся за пределами Северного Кавказа - ваххабитские идеологи и западные стратеги, которым очень интересен этот регион в своих целях.