Валерий Коровин: Кавказ населён традиционными этносами, а не «гражданским обществом»

Выступая 15 ноября 2010 года перед кандидатами в члены Общественного совета Северо-Кавказского федерального округа, Полномочный представитель Президента РФ Александр Хлопонин заявил, что сформированный Совет сможет стать эффективным шагом к созданию на Северном Кавказе полноценной сети структур гражданского общества. Однако, под «гражданским обществом» на Кавказе подразумевают нечто иное, нежели то, что вкладывает в это определение политологическая наука. Понятийные различия, а так же перспективы строительства гражданского общества на Северном Кавказе комментирует научный консультант Северо-Кавказского новостного агентства, заместитель руководителя Центра консервативных исследований Социологического факультета МГУ Валерий Коровин:

Под «гражданским обществом» мировая политология понимает, условно говоря, общество городское. В центре этого понятия лежит гражданин, или горожанин, как это определяется в социологии. Основной признак гражданина – его индивидуальность, или точнее сказать, атомизированность. В чистом виде гражданин – это городской атомизированный житель, с усреднённой, унифицированной по единому стандарту, типовой идентичностью – светский житель города без корней, без этнических признаков, без культурных и языковых отличий. Так представляет гражданина, в частности, европейская политология, поэтому на западе гражданским обществом называют социальную структуру атомизированных усреднённых горожан, собирающихся в искусственные общественные образования для решения общественно-социальных вопросов. Очевидно, что в таком виде «гражданское общество» для Кавказа неприемлемо, т.к. подразумевает под собой, по сути, этноцид – стирание, усреднение, перемешивание и унификацию традиционных этносов, населяющих Кавказ.

Совсем иначе понимают «гражданское общество» сами жители Кавказа. Зачем создавать искусственные социальные сообщества, прежде разрушая вековые связи, если на Кавказе и так существует коллективная субъектность, основанная на естественных, родовых связях – это, собственно, и есть традиционный этнос. Таким образом, развитие «гражданского общества» по кавказски – это более активное участие традиционных этносов в жизни региона. Однако, без разведения этих понятий, без отделения «европейского» определения от традиционного, происходит невольное или, зачастую, умышленное скатывание к гражданскому универсализму, к подмене понятий, что, в конечном итоге приводит к размыванию традиционных этносов в пользу «общегражданской» усреднённой идентичности. Этого допускать ни в коем случае нельзя.

К чему, по вашему, приводит упомянутая здесь унификация и размывание этносов? Это же и размывание религиозной идентичности, как это сказывается на ситуации?

Продолжающиеся даже с некоторой нарастающей интенсивностью практически ежедневные теракты на Северном Кавказе еще говорят о том, что ставка только на финансовую сторону вопроса, стремление купить лояльность элит и социальное спокойствие не приносит желаемых результатов. Так что те огромные суммы, которые наше правительство собирается вложить в этот регион, никого не успокоили и не остановили. Все эти меры никоим образом не повлияли на террористическую активность. Значит, нужно искать какие-то иные причины этого явления. И здесь мы как раз мы вновь подходим к теме идентичности.

Мотивация террориста – совершенно иная, нежели у обычного человека, гражданина. При этом мы всё чаще убеждаемся в том, что террористами часто становятся не какие-то маргиналы или представители беднейших слоев общества. Отнюдь. Зачастую речь идёт об образованных молодых людях. Идея о том, что бедность провоцирует террористическую активность, на мой взгляд, не совсем состоятельна.

Другое дело – религиозная мотивация, когда перед человеком стоят некие цели, заведомо превышающие цели материального достатка. И именно они могут мотивировать человека даже на смерть. Если обычному человеку, усреднённому гражданину, предложить выбор между жизнью и деньгами, то понятно, что он выберет жизнь. И совсем другое дело, когда речь идёт о высшей, метафизической и религиозной мотивации, которая как раз в первую очередь и лежит в основе террористической активности.

Очень часто верующие люди оказываются в рядах террористического подполья по той причине, что на другой стороне они видят светское государство, то самое «гражданское общество», грозящее стиранием всякой идентичности, которое ни во что не ставит их религиозные убеждения, веру и представления о мире. Они скорее идут против светской, отчужденной и холодной государственной машины, нежели выступают за «террористическое подполье», которое к ним, может быть, столь же равнодушно.

Попытка усреднить Кавказ вместе со всеми остальными российскими регионами является ключевой ошибкой в деятельности федерального центра в этом регионе. Не надо рассматривать Северный Кавказ как типовой российский регион, прикладывая к нему общегражданские шаблоны. Очевидно, что это не так, ибо ситуация там не типичная для остальной России. Однако федеральные чиновники продолжают повторять, как мантру, положение о том, что на Северном Кавказе есть «гражданское общество», которое нужно развивать. Дескать, вся законодательная база есть, и нужно решать проблемы Северного Кавказа на ее основе.

Здесь и возникает терроризм – как реакция на отчужденное и, во многом, неприязненное отношение государства к вере людей, к их традициям, обычаям и устоявшемуся образу жизни. Следует признать, что Северный Кавказ населён этносами, состоящими, в свою очередь, из коллективных субъектов – кровнородственных общин, кланов, семей, родов, тейпов и т.д. У нас же до сих пор этнос не является юридической категорией, в Конституции он также не упомянут. Тем не менее, Кавказ населен именно конкретными этносами, а не абстрактным атомизированным "гражданским обществом", и пора это понять.

Соответственно, нужно внимательно разбираться с тем, что здесь происходит, демонстрировать внимание к этносам, которые его населяют, к особенностям социального устройства, и составлять дальнейшую программу развития региона с учетом этих особенностей, а не пытаться унифицировать Кавказ.

Почему русские проигрывают кавказцам в локальных бытовых ситуациях?

Согласно теории "формальной социологии" Георга Зиммеля, размер социальной группы прямо пропорционален свободе её членов. Таким образом, чем меньше группа, тем более сплочённо она действует. Это социологическое наблюдение Зиммеля отчасти объясняет, почему представители традиционного этноса всегда действуют более сплочённо, нежели представители большого народа, или, тем более, "гражданского общества". Это как раз объясняет, почему русские, большой народ, принявший элементы "гражданского общества", сталкиваясь с этносами, например, кавказцами, в локальных - бытовых - ситуациях, часто уступают.

Этнос, согласно Широкогорову, есть замкнутая система, "этноцентрум", с меньшими степенями свободы для каждого отдельного представителя, нежели у представителя большого народа, коими являются русские, но степень сплочённости у этноса, соответственно, выше. В этом смысле, этносом, например, являются казаки, которые более сплочены, нежели обычные "стратегические" русские - представители большого народа.

Однако, в сравнении с народом, представители "гражданского общества" ещё менее сплочены, т.е. более уязвимы перед этносом. В этом проблемма мегополисов, населённых атомизированным гражданским обществом, каждый представитль которого чувствует угрозу от сплочённых этнических коллективов - например, кавказцев в Москве, арабов в Берлине или цыган в Париже.